Светлана Сабурова. Эссе по повести Ф. Достоевского “Записки из подполья”
Посвящается всем, кто нашел в себе силы посмотреть своим страхам в глаза.
Творчество Ф.М. Достоевского почти полностью проникнуто неразрешенными, полными глубины вопросами Бытия. Такие вопросы еще называют экзистенциальными. Часто из-за этого Ф. Достоевского ставят в ряд с такими зачинателями экзистенциальной философии как Ницше, Н. Бердяев и Л. Шестов, русские философы-экзистенциалисты считают Ф. Достоевского своим «идейным отцом». Проблемы личностной целостности человека, живущего в современном мире, где превалирует «рыночная» ориентация жизни, поведения и совокупности всех отношений, являются с психологической точки зрения одними из острейших. Внутренние расколы и дисбалансы личности оборачиваются весьма серьезными проблемами не только в жизни отдельного человека, но и общества в целом. Несомненно, смысл произведения Ф. Достоевского, является актуальным, по сей день. В примечании Ф. Достоевский говорит, что «такие лица, как сочинитель таких записок, не только могут, но даже должны существовать в нашем обществе, взяв в соображение те обстоятельства, при которых вообще складывалось наше общество». Это «один из характеров протекшего недавнего времени, … один из представителей еще доживающего поколения».
Ф. Достоевский писал: «Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости. Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!»
Одна из таких психологических проблем – это проблема различного рода зависимостей (аддиктивности), что всегда сопряжено с нарушением целостности личностного развития человека.
Основными побудителями для написания этой работы послужили обстоятельства аддиктивной проблематики. В силу ее психологической изначальной заданности, абсолютной несвободой человека в своем проявлении, различных страхов, неуклонное увеличение количества людей с различными видами выраженного (наркотики, алкоголь, игромания и т.д.) или скрытого зависимого (аддиктивного) поведения, определяет актуальность данной темы. «Подпольный» человек, как нельзя лучше является интересным показательным психологическим случаем, который показывает реальное разрушительное действие зависимости.
Данная работа целиком построена на материале психологического анализа личности главного героя «Записок», в котором как в зеркале отражены основные мотивы, особенности и специфика скрытых механизмов поведения аддиктивно-нарцистической личности в широком поведенческом аспекте. В широком смысле зависимость – это все то, что человек постоянно делает, что бы избежать неприятной реальности. Зависимое или аддиктивное поведение, всегда носит защитно-оборонительный характер, формируется и проявляется в условиях ограниченной свободы или ее отсутствия. Аддикция - это защита, которой человек пытается предохранить свою личность от травмирующих переживаний реальности.
В первой главе «Записок», которая называется «Подполье», герой описывает самого себя, объясняет причины, по которым он ушел в «подполье», именно здесь в большей части выражены все парадоксальные воззрения. Аддикция создает для главного героя своеобразный «кокон» одиночества, который лежит в основе всех его психологических проявлений отношения к обществу, к своей работе, выполняемой должности, к себе. Одиночество, глубоко замаскировано и в тоже время болезненно открыто в глубинах внутреннего мира главного героя. «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек» — так начинает герой свое повествование. Мы видим три сферы существа главного героя — физические качества, нравственное состояние и сферу, связанную с отношениями с людьми. И везде недовольство собой, внутренний дискомфорт, который говорит о чрезмерной рефлексии. Герой испытывает злость, которая идет от бессилия («я ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым»). Но эта злость, по его мнению, напускная: «Но, знаете ли, господа, в чем заключался главный пункт моей злости? Да в том то и состояла вся шутка, в том-то и заключалась большая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно осознавал, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу. У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь».
Главный герой — человек «страдающий». Боль, от того, что он не стал тем, кем хотел бы быть, пронизывает все «Записки». Исток же своих страданий видит в изначальном неравенстве между собой и окружающим миром. Он говорит: «мучило меня то…, что на меня никто не похож и я ни на кого не похож. «Я-то один, а они-то все», — думал я и — задумывался». Жесткая структура, и четкие фиксированные рамки поведения и отношений, которые главный герой за счет всех своих психических ресурсов удерживает, изобретая различные защиты и оправдания своей уникальности, безусловно, подчас становятся невыносимой реальностью жизни. Воля и ресурсы психических возможностей порой исчерпаны, и мы видим, как главный герой испытывает страдания. Понимая причины таких страданий, герой выносит выгоду своих телесных страданий, душевные страдания для него более болезненны. Главный герой испытывает удовольствие от страданий и мучений, от душевной боли, от своей злости («Я был груб и находил в этом удовольствие»), от своей униженности («наслаждение было тут именно от слишком яркого сознания своего унижения»). Что тянуло «подпольного человека» на Невский, туда, где он чувствовал себя «беспрерывно всем уступающей мухой, всеми униженной и всеми оскорбленной»? Его притягивало удовольствие от осознания того, как он никчемен и жалок. Многозначительно и следующее признание героя: «до того доходил, что ощущал какое-то тайное, ненормальное, подленькое наслажденьице возвращаться, бывало, в иную гадчайшую петербургскую ночь к себе в угол и усиленно сознавать, что сделанного опять-таки никак не воротишь, и внутренно, тайно, грызть, грызть себя за это зубами, пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась, наконец, в какую-то позорную, проклятую сладость и наконец — в решительное, серьезное наслаждение!». Самопознание «подпольного человека» превращается в самокапание, и то, что он «откапывает» в себе, обусловливает его неудовлетворенность собой, а отсюда и самоедство.
Герой делит людей на два типа. Первый тип — человек «настоящий, нормальный», человек непосредственный и глупый. Это человек такой, «каким хотела его видеть сама нежная мать — природа, любезно зарождая его на земле». Второй тип — «антитез «нормального» человека, то есть человек усиленно сознающий, вышедший, конечно, не из лона природы, а из реторты». Себя герой осознает именно таким «экспериментальным» человеком, и человеку нормальному «до крайней желчи завидует». Но мало того, что завидует, так еще и при всем своем интеллектуальном превосходстве перед ним пасует и «добросовестно считается за мышь». Для «нормального» человека он непонятен, смешон и бессмыслен. В итоге самолюбие порождает обиду, а обида — «вековечную злость». Он видит себя виноватым во всем, причем «без вины виноватым» по законам природы. «Потому, во-первых, что я умнее всех» - убеждает себя герой. Безусловно, иллюзии зависимости поддерживают, и стимулируют в главном герое чувство собственной неполноценности и ущербности, заменяют достоинство на эгоизм. Основным фоном и сопутствующим элементом эгоизма являются нарцисстические тенденции в личности главного героя. Как известно, подлинная проблема эгоистов и нарциссов заключается не в том, что они сильно любят себя в ущерб другим, а в том, что к себе они относятся так же плохо, как и к другим.
Трагедия «подполья» состоит в разрыве между сознанием идеала, то есть отчетливым пониманием, какой должна быть истинная прекрасная жизнь, и реальным действием, осуществляемым уже совсем не по идеалу, а по тем «дурным законам, по которым развертывается действительность» — говорит главный герой, но в то же время, он справедлив в убеждении, что даже не будучи равными нравственно, люди, и «нормальные», и «ретортные» тем не менее, могут находиться «на равной социальной ноге».
Автор «Записок» самолюбив, мнителен, обидчив, «как горбун или карлик», он злопамятен, неимоверно раздражителен. Ему скучно. Он «сам себе приключения выдумал, и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожить». Ему необходима пища для соображения, для развития, но «подполье», это духовное скитание, не дает ему этой пищи. Круг его замкнулся, и он уже чувствует безысходность. Безысходность, которая и подталкивает его писать свои записки. Лев Шестов писал так о «Записках из подполья»: «Это раздирающий душу вопль ужаса, вырвавшийся у человека, внезапно убедившегося, что он всю жизнь л г а л, притворялся, когда уверял себя, что высшая цель существования — это служение последнему человеку. До сих пор он считал себя отмеченным судьбой, предназначенным для великого дела. Теперь же он внезапно почувствовал, что он ничуть не лучше, чем другие люди, что ему так же мало дела до всяких идей, как и самому обыкновенному смертному». Стремление так много внимания уделять вопросам «правды – лжи», «добра – зла» - это только бравада, стремление говорить неправду, лгать, изворачиваться. В основе таких рассуждений лежит страх правдивого поведения, заключающийся в опасении быть « расшифрованным» и понятным, а значить уязвимым перед собой и другими.
В отдельные минуты жизни главный герой способен и на спонтанные светлые чувства. Человек живет в социуме, он развивается благодаря своему взаимодействию с обществом. Человек вне общества — уже не Человек. Так и наш герой также нуждается в людях. Он сам признается: «с летами развивалась потребность в людях, в друзьях». Но дружить, понятно - не умеет. Он «деспот в душе» и хочет «неограниченно властвовать над душой» Другого.
Ф. Достоевский вводит в повесть второстепенных персонажей с целью раскрыть глубже образ главного героя. В ситуации со Зверковым проявляется вся несостоятельность главного героя, перед действительным миром. Мы видим, что вся внутренняя желчь героя проливается и во вне. Он несдержан, нервозен и нетерпим. А его самолюбие мы видим во фразах типа «как они не понимают, что это я, я им делаю честь, а не мне они!». Мы видим, как расходятся мысли и действия главного героя «подпольного мира» и реальные поступки. Про себя он говорит: «Господи, мое ли это общество!... Сию минуту ухожу», и потом сразу: «разумеется, я остался». Далее встречаем: «Буду сидеть и пить… и петь, если захочу, да-с, и петь, потому что право такое имею…чтоб петь… гм». Но я не пел».
Елизавета — антипод главного героя. Неслучайно Ф. Достоевский вводит этот образ в конце произведения. Именно Лиза, наводит его на понимание необходимости перемен. «Я был измучен, раздавлен, в недоумении. Но истина уже сверкала из-за недоумения. Гадкая истина!».
Безусловно, главный герой испытывал страх перед Лизой, как объектом любви. Не смотря на видимые идеальные приемлемые качества Лизы, главный герой обесценивает их в силу своей зависти. Непоколебимые, порядочные личностные качества девушки, переживаются им как вторжение в его жизнь, ограничение его существования, нечто навязываемое и эксплуатирующее, что опять-таки порождает и дополняет зависть героя. «Она догадалась, что порыв моей страсти был именно мщением, новым ей унижением, и что к давешней моей, почти беспредметной ненависти прибавилась теперь уже личная зависимая к ней ненависть…». Чувство вины за свою неспособность ответить любовью на любовь добавило ощущение неполноценности героя, побудив к вторичным, дополнительным защитам от рожденного чувства вины. Выражением данного механизма и средством снятия комплекса вины явился поиск в Еизавете таких дефектов, которые послужили оправданием отсутствия взаимности. «Я хотел, чтоб она исчезла. « Спокойствия» я желал, остаться один в подполье желал. « Живая жизнь» с непривычки придавила меня до того, что даже дышать стало трудно». Общий итог поведения главного героя – уничтожение душевного и интимного богатства отношений с Лизой.
Конец повети можно трактовать по-разному. Герой пишет «Но довольно; не хочу я больше писать «из Подполья»…» Многоточие здесь это одно из слов-лазеек, которые герой использовал в своих «записках» для отступления, давая себе этим самым выбор. Так и конец повести вроде завершен, но не закрыт. Что было после этого многоточия? Смог ли герой выбраться из «Подполья»? или оно засосало его целиком и полностью? И автор дает нам ответ: «впрочем, здесь не кончаются «записки» героя. Он не выдержал и продолжал далее». Исследователи творчества Ф. Достоевского обратили внимание на автобиографические черты в образе главного героя. В повести он говорит так о себе: «Я, например, ужасно самолюбив. Я мнителен и обидчив». Многие авторы отмечали о самом Ф. Достоевском следующее: «Безмерное самолюбие, подозрительность, болезненная обидчивость, острая чуткость к чужому самолюбию, вспышки злобы за свою недостаточность — все это в нем было». Сам Ф. Достоевский признавался: «А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная: везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил». Те же качества мы находим и у главного героя.
Эта автобиографичность делает образ «подпольного человека» максимально реалистичным. Но она не используется автором в качестве изживания своих мыслей и идей, она носит особый художественный замысел. Ведь только прочувствовав то, что переживал главный герой, можно создать такой полный и детальный образ. Ф. Достоевский дает полную волю своему герою с целью разоблачить его, показать читателю то, чего не видит сам главный герой. Его слабоволие не дает ему возможности реализоваться в «живом» мире, поэтому он пишет «из подполья».
Душа подпольного человека исковеркана, надломлена его же противоречивым существованием, но в тоже время «подпольный» человек в отличие от человека «нормального», не только сознательней, но что самое главное, искренний, в первую очередь, перед собой. Он выводит самые темные стороны своей души, вскрывает самые неприятные нарывы. Осознание своего «Подполья» — признак развитости сознания, душевной жизни героя. Без «подполья» жизнь — лакированная ложь, лицемерие, фальшь. Изложив свои мысли, поступки на бумаге, тем самым, осмыслив, проанализировав их, главный герой, оставляет читателю надежду на возможное перерождение, очищение души, позволяет думать о духовной динамике в самосознании, как следствие положительных изменений качеств личности.
Апрель. 2013 г.